Мы, ОНК Москвы, посещаем заключенных в СИЗО Москвы. Не знаю, сколько мне осталось, но начинаю делиться секретами. Вдруг не успею. Я все время посещаю одних и тех же людей. Урлашова, например. А кто посетит простых бедных ребят Иванова, Сидорова и Мухаммедова? Оооочень было странно все это услышать от человека, который очень хорошо знает, каких заключенных и сколько я посещаю. Мне вообще интересно, кто-нибудь из ОНК за это время посетил больше меня заключенных, не одних и тех же, а разных? Я сомневаюсь. Кто проводил фронтальные обходы по СИЗО? А кто будет? Что-то я тоже сомневаюсь, что кто-то будет. Ну и не будет, может, цель в этом и есть. Ваша — точно. Впрочем, вам все равно, что вы говорите, чем вам сказали отбиваться, — то вы и говорите. Ну и мне тогда все равно, что вы говорите, вот и поговорили. Тут нет вообще предмета обсуждения. Все равно, что с телевизором спорить, увлекательно, но не конструктивно. Избегаю подобных ситуаций.
Поэтому нет масти оправдываться, но давайте я новым (и старым) общественным наблюдателям объясню, как вообще это работает. Откуда мы, ОНК Москвы, получаем информацию. И какие бывают (расширяя немного сегодняшнего Андрея Бабушкина) виды проверок. Фронтальная — это просто покамерный обход следственного изолятора. Заходите в камеры последовательно, встаете у дверей, красиво объявляетесь и задаете вопросы. Например, замечательный вопрос "Какие есть жалобы на условия содержания?" Ждете секунд пятнадцать и с чувством выполненного долга уходите. С тем же результатом вы вообще могли в камеру не заходить. Но посчитаете там всех, задумчиво посмотрите в потолок, потом отчет напишете, что посещен миллион человек, жалоб нет. Так тоже можно работать. Только зачем тратить свое и чужое время? Это — не лучший вид проверки. Если это не больница, та, или другая. Там легче вам будет работать, прокатит. Но вообще я вам, коллеги, уже сказала: уходите от слова "жалобы". Русский язык богат. Не, вы опять. Напрягитесь, избавьтесь.
Значит, как мы вообще получаем информацию о том, что надо кого-то посетить и есть проблемы? Мы ее получаем из писем на адрес ОНК (лет через сто, когда все уже из СИЗО уехали, кому что-то надо было), мы ее получаем самотеком телефонными звонками заключенных и их родственников, друзей и групп поддержки, мы ее получаем из СМИ и иного информационного пространства. Мы ее получаем ее от заключенных о других заключенных, подельниках, переданную через третьих заключенных, со сборки, с транспортировки. От руководства СИЗО иногда получаем. От сотрудников. Еще мы информацию получаем, узнаете. Мы получаем ее в комнате приема передач, куда обязательно заходим перед каждым посещением, мы узнаем об адресах и проблемах, — и выбираем себе приоритеты. Допустим, у вас есть список из десяти человек. Теперь отдайте себе отчет, что говорить вы будете со всей камерой. Тут очень интересный нюанс: если в камере с вами заговорит относительно откровенно один человек, с очень большой долей вероятности с вами заговорит вся камера. Или почти вся. Поэтому мы идем к конкретному человеку. Это дает куда бОльший шанс узнать о реальных проблемах и по мелочи попытаться их решить.
Вы говорите, общественные наблюдатели, что "они ничего не говорят, они боятся"? Не знаю, почему у вас не говорят. Да, боятся. Но вы решите для себя, найдите середину между важнейшим принципом "не навреди" и необходимостью понимать хоть что-то о происходящем. Иначе мы ничего не изменим системно, да и конкретному человеку не поможем. И одно противоречит другому. Поэтому ищите очень тонкую грань. Идите по ней. Вам придется делать выбор, и он на нашей совести остается, на нашей ответственности. У меня была пара ситуаций в СИЗО, где вообще никто никогда ни на что "не жалуется", когда цепная реакция вызывала тотальную истерику в камере на огромное количество человек, слезы, и такое перло, что сотрудники бледнели... И потом уже на ухо мне заключенные говорят: ну, нам трендец теперь. Но все равно спасибо, мы не думали, что мы это скажем...
Вот такую ситуацию я должна бы потом контролировать. Но я ее не контролирую, хоть и пытаюсь. Я ухожу, а люди остаются. Я для себя решила, что этого лучше избегать. Не переходить грань. Быть аккуратней. Где-то лучше меньше копнуть, чем рискнуть. Но это каждый раз решайте, и помните, что вы ответственны. Тут есть противоречие, выбирайте.
Ну и еще это от изолятора сильно зависит. Дальнейшие пояснения по разнице — только в частном порядке. Ну и вообще информацию иначе можно получать, без таких рисков.
Я захожу к одним и тем же людям. Классно. Не, меня вот человек попросил позвонить его родственникам, спросить, что с ними, почему не отвечают, — я, позвонив, на следующей неделе не должна к нему зайти и сказать, что мне ответили? Он волнуется — где его жена, что с ребенком? Куда делся адвокат? Нельзя ли найти медицинские документы? А ведь это уже второе посещение по той же фамилии. Я не зашла к Иванову и Петрову. Плевать, что они сидят в той же камере и тоже очень хотят со мной поговорить. Но это ведь та же камера? Все, я попалась. А если третье будет...
Про "реестр безопасности" хорошо сформулировал Андрей Бабушкин. Кого мы посещаем чаще остальных? Тех, в чьей безопасности у нас есть основания сомневаться. В силу разных причин. Это — люди по делам, которые мы считаем сфальсифицированными по политическим мотивам, и на них в силу этого может быть оказано давление, это — люди, к которым на разных этапах процесса применялось физическое и психологическое давление, это — больные люди, чье состояние нам не мешало бы отслеживать, это — ситуации, в которых есть явная странность, и мы ее пока не просекли, это — ситуации после беспредела. Это еще какие—то могут быть категории. Это люди, чьи проблемы мы уже пытались решить и возвращаемся для проверки, — решены они, или нет. И это — правильно, как бы вас ни обвиняли в повторных посещениях. И тут же подключайтесь к проблемам других людей: они увидели вас уже второй раз. У вас что-то вышло, или вы хотя бы пытались. Теперь вам больше доверяют, с вами готовы говорить.
Но это в том случае, если вы хотите что-то знать. У меня возникло ощущение, что кое-кто — хочет. А знать вам надо, чтобы помогать. Больше — ни зачем. У нас в мандатах это написано — содействие. Не зная, в чем, — содействовать невозможно. Сделайте, чтоб с вами говорили. Не торчите у дверей, показывая, что ваше время — бесценно. Не спрашивайте скороговоркой. Слушайте ответы и осмысляйте их. Если вдруг проскочила мысль о странности, подумайте, откуда она. Что может значить. Ничего не бывает случайно. Если вы не поняли — это ваша проблема как наблюдателя, а не проблема неразговорчивого заключенного. Остальное — в частном порядке и придет с опытом. Отдавайте себе отчет, что вы действительно говорите с людьми, находяшимися под угрозой, им во многих случаях сказали с вами не разговаривать. Кто без телевизора останется, кто будет по лестницам бегать с матрасами по ночам. Им выбор делать — поговорить с вами, или нет. И не надо на них орать: что вы тут ссыте? что вы тут врете? вы должны защищать свои права! (Кст, это срабатывает иногда, но что потом?) Если б они могли в достаточной мере защищать свои права — не были бы нужны наблюдатели. Но и это вот "ох ребятки, какие вы тут расчудесные, может, у вас проблемочки?" — тоже лучше забыть. Разговаривайте нормально и уважительно, спокойно. Не давите. Тут на всех без вас давят. Давите, если без этого никак. Если вы видите, что есть серьезная проблема. Пару жутких историй мы вытащили именно так, и это было нужно, а то бы дальше все вот так поехало. Соображайте, кого и почему следует вывести из камеры и поговорить в другом месте. Кст, в тот же день не выводите, не надо. У вас будет следующее посещение. Но нарушьте это правило при серьезных подозрениях на ситуацию, где нужна оперативность.
Думаю иногда, кому я это пишу... обоим созывам. Мы могли бы быть профессиоональней. Из старых я вижу многих, кто хотел хорошего. Я вижу из новых нескольких человек, кому интересно. Вижу одного, кому дано, пожалуй, быть наблюдателем. Но это ж бесплатная добровольческая деятельность, жрущая время и жизнь. Нас сорок.
К одним и тем же людям ходим мы? К резонансникам? Козлов со 159, конечно, резонансником был, пока не умер... мы его не спасли. Случайно нашли в больнице. Сухов со 105 и со сломанной при обыске в СИЗО рукой — резонансный, конечно. Случайно нашли в больнице. Ну назову еще сейчас тысячу фамилий, — кому от этого легче станет? Ну действительно все равно как к телевизору обращаться с конструктивной критикой. Избегаю. Ну да, в СИЗО-1 голодал Кривов. Не надо было к нему ходить? Он умереть мог. Не надо было ходить к нему? Не надо было уговаривать, просить, требовать? Мне любят приговаривать: хочет человек с крыши броситься? Отойди в сторону. Сделай границу: вот твоя жизнь, а вот — его. Твой выбор — а вот его. Он — не ты. Каждый идет своим путем.
Нет, я не отхожу. Буду за руку держать. И к краю крыши рядом пойду. А там — посмотрим. Потому что нет ничего важней жизни человека. Мы не знаем, что ждет нас за гранью. Может, там нет ничего. Поэтому дайте всем жить. И помогите. Это нужно. Помогут и вам, как бы ни круты вы были. Не зарекайтесь.
И напоследок — человеку, который сказал мне, что я занимаюсь Кривовым, поскольку мне нужен PR, — да мне стало жаль. Не то, чтоб задело, а стало жаль. Даже не думала, что для меня такое "жаль" еще возможно. Ну, значит, так вы меня видите. Принимаю как факт. Наберите там в Яндексе, в Гугле Каретникову с Кривовым. Посчитайте результаты поиска. Сделайте выводы. Ухожу, пожимая плечами. Еду к следующим приключениям. Жаль.
Я завтра буду дальше писать, если сложится. Уже по конкретным последним посещениям СИЗО и по новым и старым общественным наблюдателям, их успехам и замеченным ошибкам. Оставайтесь на линии.
! Орфография и стилистика автора сохранены
